lucy boynton
| Ariadna Ариадна ВОЗРАСТ: 17 лет МАГИЯ: фея разума РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ: студентка Алфеи, второй курс |
ОПИСАНИЕ ПЕРСОНАЖА
Fleur — Опьянённые нежностью
Ариадна умеет вышивать мечты и играть на лире, и оба этих умения Сторми считает самыми бесполезными на свете.
Когда Трикс решают, как бы разыграть глупых фей, Сторми говорит: превратим их в жаб, уродливых и бородатых, как и их души, обожжём крылышки. Вон тех, возящуюся с сорняками и её белобрысую подружку. В потрёпанной книге «Сказки Каменного Леса» (Сторми прячет её в шкатулке с тройным дном, так, чтобы не нашли сёстры) сказано: если принцесса поцелует жабу, то она превратится в принца.
Принцесса среди них одна, Айси, Сторми такой никогда не стать. Ариадна — точно не принц, значит, может побыть склизкой амфибией.
Сторми хохочет в лицо: ну ты рыбой и выпучилась, на крючок и зажарить. Это значит: «у тебя красивые губы».
Сторми повторяет: чем это завоняло, девочки? Кто-то вылез из болота? Значит — «у тебя вкусные духи».
Сторми толкает: сильно, в плечо, так, чтобы Ариадна споткнулась и упала, расшибила в кровь коленку. Значит: «посмотри, я нацепила бандану твоего любимого цвета, подслушала. Тебе нравится?».
Сторми запирает Ариадну в подсобке музыкального центра на ночь. Это значит: я хочу провести с тобой время.
Но сёстры не поймут, и я тоже не понимаю. Ты мерзкая фея, нежный эдельвейс, и я хочу растоптать тебя, разорвать на части, так, что не собрать обратно. Сложить осколки в коробочку и унести к себе, спрятать под кровать и никому не показывать. Ты такая глупая, и хребта у тебя нет. Феи разума — хуже всех. Не смей залезать ко мне в голову. Что там смотреть? Вьюга без конца и айсберги, которые никогда не тают. Руины льда и ветер, что обжигает щёки. Я умею им управлять. Знаешь, что он сделает с тобой? Ты сгоришь, разве не смешно — сжигают ведьм, а я сожгу фею, настоящую.
Айси и Дарси спорят в «Чёрной Луне», Дарко строит планы в воровском замке. Сторми выскальзывает украдкой и ждёт её в «Белой Лошади»: по четвергам в шесть и по пятницам в восемь. Ариадна никогда не меняет места и не отрывается ни от нот, ни от книг. Это раздражает.
Больше, чем её колокольчиковый голос. Больше, чем румянец на щеках. Больше, чем платья в цветочек — порвать бы в тряпки.
Айси довольно ухмыляется и кивает головой: хорошо иметь любимую игрушку. Дарси хмурится, но ничего не говорит — её мысли занимает что-то далёкое и другое, а потом они снова начинают ругаться, и никто не вспоминает об Ариадне. Сёстры не запоминают её имени — незачем. Примирять Трикс с каждым разом становится всё сложнее, и Сторми чувствует, как её покидают силы. Ветер может сточить камень, но не разрушить.
Ариадна кладёт тёплые пальцы на запястье Сторми и перебирает ими, извлекает мелодию незнакомых звёзд. «Когда я читала про древних ведьм», говорит она, склоняясь чуть ближе, «увидела гравюры. Одна из них так на тебя похожа. А кем ты хотела стать в детстве?».
«Сказочной героиней», думает Сторми, «такой, чтобы поцеловать жабу, и она бы превратилась в принца. Или в принцессу. Такую же красивую, как ты».
Вместо этого, Сторми закрывает глаза и бьёт Ариадну током.
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ И ПЛАНЫ НА ИГРУ
Ты болезнь, ты есть, меня нет — делаешь себе царапины и лезешь на свет; пощади меня, девочка-рассвет (с).
У нас любовь, только я тебя травлю и извожу, а ты смотришь на меня глазами-васильками и отравляешь. Сёстры не поймут, сёстры важнее, сёстры — всё для меня, зачем ты здесь, спрячься в своей Алфее и не выходи никогда. Но мы продолжаем встречаться втайне ото всех, и ты мягко касаешься моих висков, перебираешь кудри — хочешь спросить, что там было, в королевстве льда? Что произошло такого, что оставило в тебе одну лишь злость, пропитало сердце ядом?
— Иногда думаю о том, как имя определило твою сущность.
— Это не моё настоящее имя.
— Нет?
— Нет. Его придумала Айси. Так лучше.
— Скажешь настоящее?
— Может, однажды.
— Я подожду.
ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Многого старалась не продумывать, за основу взяла второстепенного персонажа из мультфильма. Внешность менябельна, на схожий типаж, как и сила магии — хотя Ариадна у меня в голове довольно логично связана с чужими болью, страхами, болезненными воспоминаниями. Тот случай, когда имя нарицательное — Ариадна та ниточка, что выводит Сторми из лабиринта злости и ненависти, но всякая ниточка может порваться.
Может, Ариадна плетёт паутину, и Сторми поймёт слишком поздно. Может, нет.
Пишу в третьем лице, настоящее и прошедшее время. Птицей-тройкой не пользуюсь. Про Ариадну известно практически ничего, про её лучшую подругу, Нессу, чуть побольше, так что варьировать вы вольны как душе угодно.
Хотелось бы увидеть пример поста, чтобы быть уверенной — сыграемся.
Очень жду.
ПРИМЕР ПОСТА
Маки рассыпаны куцыми пятнами по полю и слепят. Анджелине приходится щуриться и прикрывать глаза ладонью, пока они спускаются к Норе; Алисия спотыкается на каждом третьем шаге и букет почти рассыпается. Жёлтые, как цыплята, оранжевые, как мандарины на Рождество, алые, как герб Гриффиндора. Чёрное платье Алисии плохо контрастирует с цветами — подсолнухи смеются в ответ и почти кричат: праздник, праздник, у нас праздник!
Фред умел любой день превращать в торжество. Такое, что навсегда врежется в память.
— Ему бы понравилось, и цветы, и что солнце, — поясняет Алисия, и Анджелина молча кивает в ответ.
Они не говорят в последнее время. Ютятся в комнатке втроём, и Кэти вечно пытается вырвать у Анджелины из рук «Пророка» — Алисия отказывается читать новости, а Анджелина ни одной газеты не пропускает. Пишут о Гарри (ему устраивают мемориал), пишут про Снейпа и Кингсли Шеклболта. Фред упоминается где-то в конце, в коротком списке, и обилие имён обрушивается бурей на плечи.
Анджелина выходит из дома вместо всех; Кэти боится и не скрывает, у Алисии передёргивается лицо. Анджелине в этом плане легче: после проигрыша, она превращается в статую. Её как вырезают из дубовых корней: нос становится жёлудем, бутоны-шептуны расцветают на языке. Симпатичный идол, главное, что бесстрастный.
Где-то в очереди или за углом Анджелина слышит: надо же, какая трагедия, подумаешь, Уизли погиб. Их там четырнадцать, что ли, было? Несчастного малыша Тонкса точно жаль, ему-то пришлось хуже.
Перед похоронами, Анджелина вплетает чёрную ленту в косы. На дальних полках пылится омниноколь — она забрасывает всё, что когда-то дарил Фред, в углы, где ползают тараканы и смердит пылью. Надеется, что скоро они с Кэти и Алисией переедут, и можно будет случайно забыть вещи.
— Он был и моим другом, и я тоже скорблю, — злится Алисия и шипит, вяло встряхивая за плечо подругу. Анджелина моргает раз, два, три, и пытается привыкнуть: они уже в Оттери-Сент-Кэчпоул? Молли Уизли уже размазала тушь по её щекам? Джордж уже накричал на всех и отказался смотреть, как опустят гроб в землю, усеянную красными маками?
— А тебе, кажется, и вовсе наплевать, что он умер. Будто ты одна его любила!
У Алисии случается истерика. Анджелина не знает, винить ли её; перед входом в Нору, Алисия хлюпает носом. «Фреду бы хотелось, чтобы похороны прошли весело, и без грусти».
Ему бы хотелось не умирать, заткнись, Алисия, Мерлина ради, раз ради Фреда помолчать не удаётся.
Джордж выглядит половинчатым, разделённым; как будто кто-то, вроде Беллатрисы Лестрейндж, взял тесак, а не палочку, отрезал ему руку, ногу, половину головы. Никто не трогает Джорджа и его не винит, и даже Артур Уизли уводит застывшую в гневе Джинни, просит уйти.
Ли Джордан отворачивается и смачно сморкается, Алисия виновато разглядывает букет. Маки колыхаются на тёплом ветру с моря, в изумрудной траве можно разглядеть первые признаки жахлой осени. Нет ни облачка, и дождя нет, и небо голубое-голубое, чистое-чистое, яснее нельзя. Травы по колено, и любви океан — никому не удаётся сдержать слёзы (кроме Анджелины, у Анджелины в глазах песок и колючие ветки). У Алисии текут сопли, Ли Джордан вцепляется в ясень, на Молли и Артура лучше не смотреть. Хороших слов ни у кого не находится — зачем говорить, если всё сказанное будет недостойно ушедшего.
— Мы побудем тут ещё немного, — объясняет Молли Уизли, и стареет на глазах у Анджелины. — Детка, проверишь Джорджа? Ему сейчас хуже, чем нам всем.
«Он не захочет меня видеть», тает карамельной бомбой у Анджелины на кончике языка (Фред любил ей покупать такие, целый кулёк — чтобы и Джорджу хватило, и ей). У Молли Уизли глаза мёртвые, у Джорджа — слишком живые. Что хуже, так сразу и не скажешь.
Погром Норы её почему-то не удивляет; в сердце что-то тупо болит. К этой ноющей боли Анджелина хорошо привыкает: от неё разрывает в груди, но не так, чтобы рёбра сломались; от неё ломит в ногах по ночам, но не так, чтобы не встать с кровати. От неё хочется выть и кричать, царапать ногтями руки и стены, ползать по камням и пытаться перестать вопрошать: почему он. Но не так, чтобы тебя услышали.
Сигарету Анджелина принимает — обхватывает папиросу двумя пальцами, чуть сжимает, кладёт за ухо, как карандаш. В углу веник застенчиво подметает осколки, боясь издать лишний шум, но Джордж всё равно истекает кровью.
Самое худшее — что внутри.
Стекло хрустит под каблуками, и она садится рядом — недостаточно близко, чтобы его задеть плечом или коленом.
— Будем честны, чистоплотностью ты никогда не отличался, — Анджелина склоняет голову, чтобы в осколке случайного зеркала её было почти не разглядеть. Нужно оставить место для Фреда.
— Совсем как в старые, — но не добрые, — времена, правда? Вы с Фредом и я в коридоре, у арки с плющом. Завтра матч с Хаффлпаффом, а я на вас злюсь, как будто Чемпионат мира.
Осколки хрустят, у Джорджа все пальцы в пепле. От сладкого запаха маков начинает подташнивать.[/align]
Отредактировано Stormy (2021-10-16 14:06:17)